Adolescence
Please, translate if you can! We have only 1 and a half chapters translated for now! - Natasha Brown
| + Lang-L-A-S-V-Sg-G · Poems-R-NR-CR-GG · Songs-FS-KS · Stories-SF-FT-J-KT · Idioms · Proverbs · TTwisters · Parables · Prayers |
- Adolescence ≅ Юность
- I Have Grown Fond of Suffering ≅ Я полюбил страдание
- Priesthood ≅ Священство
- Work in Rural Hospitals ≅ Работа в земских больницах
1. My father was a very devout Catholic, he always went to church and prayed a lot at home. He was a person of surprisingly pure soul. Nobody could see anything bad in him, and everybody trusted him, though in his trade he had been surrounded by dishonest people. As our wider family were Orthodox they were a little distant towards him on account of him being Catholic.
2. My mother prayed at home assiduously, but apparently never went to church. Her indignation with regard to the greed and the quarrels of priests, as she saw it, was the reason for her absence. My two brothers - lawyers - did not show any religious leanings. However, they always carried the Shroud and kissed it, as always happened on Easter morning service. My elder sister who was a student, was shaken by horror of the catastrophe on Hodynsky field, became mentally ill and threw herself out of a third floor window. Having received serious injuries of the hip, humeral bone and ruptured kidneys she developed nephritis, which she subsequently died from, having lived only twenty five years. My younger sister who hitherto is well, is a fine and very pious woman.
3. I didn't receive a religious upbringing from my family, but if it were possible to speak about hereditary religiousness, I inherited it mainly from very devout father.
4. From childhood I had a passion for drawing, and at the same time as I finished grammar school I entered the Kiev art school in which I showed considerable ability in art, and exhibited in one of the mobile exhibitions a small picture representing an old beggar-man, standing with an outstretched hand. The inclination to painting in me was so strong that upon termination of a grammar school I decided to go to the Petersburg Academy of Arts.
5. Nevertheless during my entrance examinations I got a doubt whether I was choosing a right path in my life. Short fluctuations have come to an end the decision that I not in the right to be engaged in that is pleasant to me, but am obliged to be engaged in that is useful for suffering people. I sent the telegramme to my mother from the Academy about my desire to enter the medical faculty, but all vacancies had already been occupied, and I was suggested to enter the natural faculty planning to pass to the medical faculty later. I refused it, as I had a big dislike for natural sciences, while having pronounced interest to humanitarian sciences, in particular to divinity, philosophy and history. Therefore I have preferred to arrive on faculty of law and within a year with interest studied history and legal philosophy, political economy and the Roman right.
6. But a year later me again has invincibly entailed to painting. I have gone to Munich where has arrived in private art school of professor Knirr. However in three weeks the homesickness has uncontrollably entailed me home, I have left to Kiev and still year with group of companions strenuously was engaged in drawing and painting.
7. At this time for the first time my religiousness was showed. I every day, and sometimes and twice a day went to Kiev-Pechersk Lavra, often happened in the Kiev temples and, coming back therefrom, did sketches of that saw in Monastery and temples. I have made many sketches, sketches and sketches of praying people, the pilgrims from the Lavra, coming there for a thousand miles and then there was already that direction of art activity in which I would work if has not left painting. I would follow Vasnetsov and Nesterov [artists] since the general religious direction was already brightly defined in my painting activities. By this time I have clearly understood process of art creativity. Everywhere: in streets and in trams, on the areas and markets - I observed all strongly pronounced lines of persons, figures, movements and after returning home all sketched it. At an exhibition at the Kiev art school has received the award for these sketches.
8. For the rest after my work I walked one or two versts (kilometers) every day along the coast of Dnieper river, on road strenuously reflecting on rather difficult theological and philosophical questions. These my reflexions, of course, left nothing, for I had no scientific preparation.
9. During the same time I have passionately taken a great interest in Leo Tolstoy's ethical doctrine and became, it is possible to tell, inveterate Tolstoy's follower: slept on a floor on a carpet, and in the summer, leaving on a summer residence, mowed a grass and a rye together with peasants, without lagging behind them. However I was Tolstoy's follower not for long, only till that time when I have read its forbidden composition published abroad "My faith", caused a sharp repulsion in me by his mockery at Orthodox faith. I understood at once that Tolstoy was a heretic staying very far from true Christianity.
10. [In the Soviet documents it is said that the Great church was blown up by Germans. Actually it not so. It has been mined by Red Army at deviation by a mine of the slowed down action. Germans unsuccessfully tried to clear of mines Great church, but could not make it. There was an explosion.
11. Actually Germans, trying to win popularity and trust, with rare exception, did not touch orthodox temples. On the contrary, numerous cases of opening are known for Germans of churches. On the other hand, the relation of godless political leaders of Red Army to national relics is known.
12. One eyewitness, abbot Misael, testifies: "When Germans have receded from our village near Volokolamsk already on some tens kilometers, there has arrived a car with Red Army sappers. They have gone at once to a temple. They were digging and making prospect holes for a long time, carried any boxes. In four o'clock in the morning explosion was heard. Beautiful ancient temple has turned to a heap of ruins. The car has left at once. Next day to inhabitants of village it has been declared that a temple have blown up... Germans". Probably, there was a private instruction on destruction of temples in the areas released from Germans.'
13. (9)
14. I developed the right conception of the Christ's doctrine shortly before it from assiduous reading of all New testament which, on kind old custom, I had received from the director of a grammar school at delivery to me of the school-leaving certificate as a parting word in a life. Very many places of this Sacred Book remaining at me of ten of years, have made upon me the deepest impression. They have been noted by a red pencil.
15. But nothing could be compared on huge force of impression to that place of the Gospel in which Jesus, pointing to the fields of ripened wheat to His pupils, has told them: The harvest truly is plenteous, but the laborers are few. So, ask the Mister of a harvest that has sent makers for The harvest [to Mf. 9; 37]. My heart has literally trembled in me and I have silently exclaimed: "Oh Lord my God! If Thou really have few laborers?!" Many years later, when the Lord has called me to be the maker on His field, I have been assured that this evangelical text was the first call of God to me to serve Him.
16. So has passed this strange enough year. It would be possible to arrive on medical faculty, but again I took meditation of Narodniks (peopleism) kind, and on youthful fervor I have decided that it is necessary as soon as possible to start useful practical work for the simple people. Thoughts to become the medical assistant or the rural teacher were wandering in my mind, and in this mood I have gone once to the director of national schools of the Kiev educational district with the request to arrange me in one of schools. The director has appeared the clever and acute person: it has well estimated mine народнические aspirations, but very vigorously me dissuaded that I started, and convinced to arrive on medical faculty.
17. It corresponded to my aspirations to be useful to peasants so badly supplied with medical aid, but (almost) aversion I had for natural sciences stood across the road. Nevertheless I overcame this disgust and joined the medical faculty of the Kiev university.
18. When I studied physics, chemistry, mineralogy, I had almost physical sensation that I violently force a brain to work as that is alien to it. The brain, precisely compressed rubber sphere, aspired to push out the alien content. Nevertheless, I studied on excellent marks and have unexpectedly extremely become interested in anatomy. I studied bones, drew houses built from clay, and the препаровкой corpses at once has attracted attention of all companions and the professor of anatomy. Already on the second year my companions have unanimously decided that I will be the professor of anatomy, and their prophecy has come true. In twenty years I really became the professor of topographical anatomy and operative surgery.
19. On a third year I have passionately taken a great interest in studying of operations on corpses. There was an interesting evolution of my abilities: ability to draw very sharply and my love to the shapes have passed to love to anatomy and a thin artwork at anatomic препаровке and at operations on corpses. From the unfortunate artist I became the artist in anatomy and surgery.
20. On a third year I have unexpectedly been selected by the head. It happens so: before one lecture I have learnt that one of companions at the rate - the Pole has given a slap in the face other companion - the Jew. Upon termination of lecture I have risen and have asked attention. All have fallen silent. I have said the passionate speech convicting an ugly act of the student-Pole. I spoke about the higher norms of morals, about transferring of insults, have recollected the great Socrat, easy concerned to that its quarrelsome wife has poured out to it on a head a pot of dirty water. This speech has made so big impression that they unanimously elected me to be the headman.
21. I handed over graduation examinations excellent, on one five, and the professor of the general surgery has told to me at examination: "the Doctor, you know now much more, than I for you perfectly know all departments of medicine, and I much have forgotten that does not concern directly my specialty".
22. Only at examination in medical chemistry (now it is called as biochemistry) I have received a 'three' mark. I answered perfectly at theoretical examination, but it was necessary to make still urine research. As it, unfortunately, was in custom, the attendant of laboratory has told students for money what it is necessary to 'detect' in the first flask and a test tube, and I knew that the urine I had to test, contained sugar. However due to a small error Trommer's reaction didn't pass, and when the professor, without looking at me, asked: "Well, what have you found there?" - I could tell that I found sugar, but instead I told that Trommer's reaction hadn't detected sugar.
23. This sole 'three' mark did not prevent me to receive a diploma of a doctor with a Honours Degree.
24. When all of us have received diplomas, companions have at the rate asked me, than I intend to be engaged. When I have answered that I have intention to be a rural physician, they with widely open eyes have told: "As, you will be a rural physician?! After all you the scientist by vocation!" I have been offended by that they at all don't understand me for I studied medicine with the exclusive purpose to become a rural, rustic doctor for all my life, to help poor people.
1. Мой отец был католиком, весьма набожным, он всегда ходил в костел и подолгу молился дома. Отец был человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял, хотя по своей должности был окружен нечестными людьми. В нашей православной семье он, как католик, был несколько отчужден.
2. Мать усердно молилась дома, но в церковь, по-видимому, никогда не ходила. Причиной этого было ее возмущение жадностью и ссорами священников, происходившими на ее глазах. Два брата мои - юристы - не проявляли признаков религиозности. Однако они всегда ходили к выносу Плащаницы и целовали ее, и всегда бывали на Пасхальной утрени. Старшая сестра курсистка, потрясенная ужасом катастрофы на Ходынском поле, психически заболела и выбросилась из окна третьего этажа, получив тяжелые переломы бедра и плечевой кости и разрывы почек, от этого впоследствии образовались почечные камни, от которых она умерла, прожив только двадцать пять лет. Младшая сестра, доселе здравствующая, прекрасная и очень благочестивая женщина.
3. Религиозного воспитания я в семье не получил, и, если можно говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я ее наследовал главным образом от очень набожного отца.
4. С детства у меня была страсть к рисованию, и одновременно с гимназией я окончил Киевскую художественную школу, в которой проявил немалые художественные способности, участвовал в одной из передвижных выставок небольшой картинкой, изображавшей старика-нищего, стоящего с протянутой рукой. Влечение к живописи у меня было настолько сильным, что по окончании гимназии решил поступать в Петербургскую Академию Художеств.
5. Но во время вступительных экзаменов мной овладело тяжелое раздумье о том, правильный ли жизненный путь я избираю. Недолгие колебания кончились решением, что я не в праве заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей. Из Академии я послал матери телеграмму о желании поступить на медицинский факультет, но все вакансии уже были заняты, и мне предложили поступить на естественный факультет, с тем чтобы после перейти на медицинский. От этого я отказался, так как у меня была большая нелюбовь к естественным наукам, ярко выраженный интерес к наукам гуманитарным, в особенности к богословию, философии и истории. Поэтому я предпочел поступать на юридический факультет и в течение года с интересом изучал историю и философию права, политическую экономию и римское право.
6. Но через год меня опять неодолимо повлекло к живописи. Я отправился в Мюнхен, где поступил в частную художественную школу профессора Книрр. Однако уже через три недели тоска по родине неудержимо повлекла меня домой, я уехал в Киев и еще год с группой товарищей усиленно занимался рисованием и живописью.
7. В это время впервые проявилась моя религиозность. Я каждый день, а иногда и дважды в день ездил в Киево-Печерскую Лавру, часто бывал в киевских храмах и, возвращаясь оттуда, делал зарисовки того, что видел в Лавре и храмах. Я сделал много зарисовок, набросков и эскизов молящихся людей, лаврских богомольцев, приходивших туда за тысячу верст, и тогда уже сложилось то направление художественной деятельности, в котором я работал бы, если бы не оставил живописи. Я пошел бы по дороге Васнецова и Нестерова, ибо уже ярко определилась основное религиозное направление в моих занятиях живописью. К этому времени я ясно понял процесс художественного творчества. Повсюду: на улицах и в трамваях, на площадях и базарах - я наблюдал все ярко выраженные черты лиц, фигур, движений и по возвращении домой все это зарисовывал. На выставке в Киевской художественной школе получил премию за эти свои наброски.
8. Для отдыха от этой работы я каждый день ходил версты за две по берегу Днепра, по дороге усиленно размышляя о весьма трудных богословских и философских вопросах. Из этих размышлений моих, конечно, ничего не вышло, ибо я не имел никакой научной подготовки.
9. В это же время я страстно увлекся этическим учением Льва Толстого и стал, можно сказать, завзятым толстовцем: спал на полу на ковре, а летом, уезжая на дачу, косил траву и рожь вместе с крестьянами, не отставая от них. Однако мое толстовство продолжалось недолго, только лишь до того времени, когда я прочел его запрещенное, изданное за границей сочинение "В чем моя вера", (13)
10. [В советских документах говорится, что Великую церковь взорвали немцы. В действительности это не так. Она была заминирована Красной Армией при отступлении миной замедленного действия. Немцы безуспешно пытались разминировать Великую церковь, но не смогли этого сделать. Произошел взрыв.
11. На самом деле немцы, пытаясь завоевать популярность и доверие, за редким исключением, не трогали православные храмы. Наоборот, известны многочисленные случаи открытия немцами церквей. С другой стороны, известно отношение безбожных политруков Красной Армии к национальным святыням.
12. Один очевидец, игумен Мисаил, свидетельствует: "Когда немцы отступили от нашего села под Волоколамском уже на несколько десятков километров, прибыла машина с саперами-красноармейцами. Они сразу же направились к храму. Долгое время что-то копали, шурфили, носили какие-то ящики. В четыре часа утра раздался взрыв. Древний прекрасный храм превратился в груду развалин. Машина сразу же уехала. На следующий день жителям села было объявлено, что храм взорвали... немцы". Видимо, существовала негласная директива о разрушении храмов в освобожденных от немцев районах.]
13. (9) резко оттолкнувшее меня издевательством над православной верой. Я сразу понял, что Толстой - еретик, весьма далекий от подлинного христианства.
14. Правильное представление о Христовом учении я незадолго до этого вынес из усердного чтения всего Нового Завета, который, по доброму старому обычаю, я получил от директора гимназии при вручении мне аттестата зрелости как напутствие в жизнь. Очень многие места этой Святой Книги, сохранявшейся у меня десятки лет, произвели на меня глубочайшее впечатление. Они были отмечены красным карандашом.
15. Но ничто не могло сравниться по огромной силе впечатления с тем местом Евангелия, в котором Иисус, указывая ученикам на поля созревшей пшеницы, сказал им: Жатвы много, а делателей мало. Итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою [Мф. 9;37]. У меня буквально дрогнуло сердце, я молча воскликнул: "О Господи! Неужели у Тебя мало делателей? ! " Позже, через много лет, когда Господь призвал меня делателем на ниву Свою, я был уверен, что этот евангельский текст был первым призывом Божиим на служение Ему.
16. Так прошел этот довольно странный год. Можно было бы поступить на медицинский факультет, но опять меня взяло раздумье народнического порядка, и по юношеской горячности я решил, что нужно как можно скорее приняться за полезную практическую для простого народа работу. Бродили мысли о том, чтобы стать фельдшером или сельским учителем, и в этом настроении я однажды отправился к директору народных училищ Киевского учебного округа с просьбой устроить меня в одну из школ. Директор оказался умным и проницательным человеком: он хорошо оценил мои народнические стремления, но очень энергично меня отговаривал от того, что я затевал, и убеждал поступить на медицинский факультет.
17. Это соответствовало моим стремлениям быть полезным для крестьян, так плохо обеспеченных медицинской помощью, но поперек дороги стояло мое почти отвращение к естественным наукам. Я все-таки преодолел это отвращение и поступил на медицинский факультет Киевского университета.
18. Когда я изучал физику, химию, минералогию, у меня было почти физическое ощущение, что я насильно заставляю мозг работать над тем, что ему чуждо. Мозг, точно сжатый резиновый шар, стремился вытолкнуть чуждое ему содержание. Тем не менее, я учился на одни пятерки и неожиданно чрезвычайно заинтересовался анатомией. Изучал кости, рисовал и дома лепил их из глины, а своей препаровкой трупов сразу обратил на себя внимание всех товарищей и профессора анатомии. Уже на втором курсе мои товарищи единогласно решили, что я буду профессором анатомии, и их пророчество сбылось. Через двадцать лет я действительно стал профессором топографической анатомии и оперативной хирургии.
19. На третьем курсе я страстно увлекся изучением операций на трупах. Произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и моя любовь к форме перешли в любовь к анатомии и тонкую художественную работу при анатомической препаровке и при операциях на трупах. Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии.
20. На третьем курсе я неожиданно был избран старостой. Это случилось так: перед одной лекцией я узнал, что один из товарищей по курсу - поляк ударил по щеке другого товарища - еврея. По окончании лекции я встал и попросил внимания. Все примолкли. Я произнес страстную речь, обличавшую безобразный поступок студента-поляка. Я говорил о высших нормах нравственности, о перенесении обид, вспомнил великого Сократа, спокойно отнесшегося к тому, что его сварливая жена вылила ему на голову горшок грязной воды. Эта речь произвела столь большое впечатление, что меня единогласно избрали старостой.
21. Государственные экзамены я сдавал блестяще, на одни пятерки, и профессор общей хирургии сказал мне на экзамене: "Доктор, вы теперь знаете гораздо больше, чем я, ибо вы прекрасно знаете все отделы медицины, а я уж многое забыл, что не относится прямо к моей специальности".
22. Только на экзамене по медицинской химии (теперь она называется биохимией) я получил тройку. На теоретическом экзамене я отвечал отлично, но надо было сделать еще исследование мочи. Как это, к сожалению, было в обычае, служитель лаборатории за полученные от студентов деньги рассказал, что надо найти в первой колбе и пробирке, и я знал, что в моче, которую мне предложили исследовать, есть сахар. Однако благодаря маленькой ошибке троммеровская реакция у меня не вышла, и, когда профессор, не глядя на меня, спросил: "Ну, что вы там нашли? " - я мог бы сказать, что нашел сахар, но сказал, что троммеровская реакция сахара не обнаружила.
23. Эта единственная тройка не помешала мне получить диплом лекаря с отличием.
24. Когда все мы получили дипломы, товарищи по курсу спросили меня, чем я намерен заняться. Когда я ответил, что намерен быть земским врачом, они с широко открытыми глазами сказали: "Как, Вы будете земским врачом? ! Ведь Вы ученый по призванию! " Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям.