Воробьёвы горы

Грудь под поцелуи, как под рукомойник!
Ведь не век, не сряду лето бьет ключем.
Ведь не ночь за ночью низкий рев гармоник
Подымаем с пыли, топчем и влечем.

Я слыхал про старость. - Страшны прорицанья!
Рук к звездам не вскинет ни один бурун.
Говорят, - не веришь: на лугах лица нет,
У прудов нет сердца, Бога нет в бору.

Расколышь же душу! Всю сегодня выпень.
Это - полдень мира. Где глаза твои?
Видишь, в высях мысли сбились в белый кипень
Дятлов, туч и шишек, жара и хвои.

Здесь пресеклись рельсы городских трамваев.
Дальше служат сосны. - Дальше им нельзя.
Дальше - воскресенье. Ветки отрывая,
Разбежится просек, по траве скользя.

Просевая полдень, Тройцын день, гулянье,
Просит роща верить: мир всегда таков,
Так задуман чащей, так внушен поляне,
Так на нас, на ситцы пролит с облаков.

Breasts beneath kisses, as though under a tap!
Summer’s stream won’t run for ever.
We can’t pump out the accordion’s roar
night after night, in a dusty fever.

I’ve heard of age. Terrible prophecies!
No wave will lift its hands to the stars.
They say - who believes? No face in the leaves,
no gods in the air, in the ponds: no hearts.

Rouse your soul! Make the day, foaming.
It’s noon in the world. Where are your eyes?
See there, thoughts in the whiteness seething,
fir-cones, woodpeckers, cloud, heat, pines.

Here, the city’s trolley-lines end.
Beyond there’s no rails, it’s the trees.
Beyond - it’s Sunday, breaking branches,
the glade running off, sliding on leaves.

Scattering noons: Whitsuntide: walking,
‘The world’s always like this’, says the wood.
So the copse planned it, the clearing was told,
So it pours, from the clouds, towards us.

Tony Kline